После походов на Чижджиты-хох Раков горел желанием тоже куда-нибудь наведаться, но чтоб не так далеко и не так высоко. Я и предложил ему поход к руинам старого курорта. Это даже под гору. А идти от силы час туда, час назад. Там же хорошо передохнём, покупавшись в серном источнике. Очень хорошее во всех отношениях мероприятие! И здоровье поправим, и впечатлений новых наберёмся, и потом будет что вспомнить. Раков с удовольствием согласился. Однако, когда мы спустились к руслу Геналдона, Раков почувствовал себя плохо (Русло – это ж торная дорога слетающих в долину ледников, и, может, Раков ощущал трагизм прежних и будущих сходов?), а в частности его стал сильно студить холодный сиверок, прорывавшийся в нашу тёплую долину из предгорий, Раков захромал, и мне пришлось предложить ему вернуться. На что он, вроде нехотя, согласился. И мы расстались. Жаль, что не смог мой приятель совершить поход! В этом походе вдвоём было бы лучше: плохо, когда не с кем делиться впечатлениями и удовольствиями. Да и чувствуешь себя защищённей: двое – не один, в обиду не дадим.
И пошёл я один. Меня спасала болонька, отражавшая натиск холодного ветра, дувшего в спину.
Дорога к старому курорту некогда была асфальтированной. Но за последние годы её частью подмыл Геналдон, частью заваливало микроселями. Дорожники расчищали её от селевых наслоений, а подмытые участки компенсировали выемками в пологом склоне берега, так что дорога была только частично асфальтированной. Меня поражала накатанность дороги. Кто и зачем её так интенсивно использует? Конечно, дорога нужна для контроля трубопроводов, однако ж, это не требует частых поездок. Может, что-то в последнее время на скважинах делали?..
Справа от меня кроме трубопроводов вдоль дороги некогда шла ещё и линия электропередач, но на тот момент провода на ней были оборваны. Слева, с другой стороны от дороги, мимо меня и навстречу тёк Геналдон, петляя по широкому галечно-валунному руслу. Поток Геналдона находился несколькими метрами ниже, и шириной он был, как мне казалось, доступный для перепрыгивания. А за трубопроводами, порядочно выше были террасы, на которых располагались новый ванный корпус, шестой корпус желудочников, каменный, между прочим, и в четыре этажа, не то что наши ветхие бараки.

Вероятно, в трагический сход Колкинского ледника в сентябре 2002 что-то и сохранилось из построек на этих террасах и за счёт высоты, и за счёт ширины ущелья. Мчавшийся по ущелью ледник не был монолитом, это было скорей крошево, которое в узостях стеснялось, вырастая вверх, а в распадках опускалось, теряя в росте. Там, где я шёл, был порядочной ширины распадок, и русло Геналдона можно было с одинаковой уверенностью называть и долиной, и ущельем.
(Так мне представлялось в 2003-м, но потом, в 2012 году, я увижу фотоснимки, на которых место, о котором я писал, оказалось под селевой лавиной.)
Пока я топаю по хорошо накатанной дороге, подгоняемый попутным ветерком, я расскажу кое-что о Верхнем и Нижнем Кармадонах. Это из брошюрки, но в моём переложении.
Сначала о климате. Южному, субтропическому климату Причерноморья в Кармадон нет пути из-за высокого Бокового хребта: 4000-5000 метров высоты! А местное тепло, формируемое многочисленными солнечными днями, сильно разбавляется холодным воздухом Русской равнины. Этот воздух проникает через ущелья Гизельдона, Геналдона и Терека. (Ну, я вот в аккурат и испытывал это самое проникновение холодных воздушных масс Русской равнины.) Но, как указывается в брошюре, этот воздух не поднимается высоко и основную его массу удерживает Скалистый хребет на высоте около полутора километров. 29.03.83, вероятно, был «девятый вал» напора этих холодных масс, потому что, как дальше выяснится, сиверок будет меня цеплять на высоте и более полутора километров.
Зимой в Нижнем Кармадоне холодно почти как у предгорий, в Орджоникидзе-Владикавказе: в январе до минус 4,5 градусов в среднем, а по максимуму и до минус 15 ночью. Днём же на солнцепёках в январе бывает и до плюс пяти. Снега мало, выпадает не часто и быстро выдувается. Хотя штормовых ветров тут почти нет.
В Верхнем Кармадоне, до которого, в общем-то, не так и далёко, но он выше, зимой суровее: там, в январе, средняя температура минус 12, и снега – навалом! Причём с ноября по апрель. А когда снега навалом, то и лавин хоть отбавляй. Так что наши с Раковым сожаления о Верхнем Кармадоне разрушались ещё и этим фактором.
Геналдон по своему жизненному многовековому укладу берёт начало из талых вод ледника Майли, но после 1969 года, когда взъерепенившийся ледник Колка, сорвавшись со своего места, выполз через Майлинский ледник в долину-ущелье Геналдона, стало уж непонятно, из чего вытекает эта речка. Похоже, что он как тот телок, что от двух маток молоко сосёт, матками у него Майлинский и Колкинский ледники. Однако ж, когда я отдыхал в Кармадоне и шастал там по опасному руслу, Геналдон вытекал из-под Колкинского ледника, который поверху дальше проскочил, и я в этом ещё лично удостоверюсь. Но не в этот раз.
Между прочим, Колкинский ледник шутки шутил не впервой. Как отмечено в газете, он единственный в России пульсирующий ледник, т.е. склонный вдруг стартовать и мчаться сломя голову вниз. И в 1902 году он промчался точно так же, как и через сто лет. Правда, погибло тогда меньше людей, раза в четыре, но это из-за меньшей численности населения, а не из-за миролюбивости ледника. В 1969 он не расскользился вследствие тогдашних условий: масса была не та, подстилка не та, а то бы он этот курорт, к которому я шествовал, смахнул и не заметил. Я, конечно, уже знал кое-что о сходах ледника, но мало ли что когда случается! На дорогах, вон, пропасть людей гибнет, что ж нам теперь на дорогу ни-ни! Хотя, если честно, я просто и не вник во всё это. И даже жалел, что бросили старый курорт. Жалко мне было это покинутое место. Я просто не понимал, как это ледник (я его ощущал целостным монолитом, огромной глыбой) может скользить средь всех этих теснин и скальных выступов!? Да упрётся в них и встанет! Зря запаниковали! Зря столько грошей вгробили в этот никчёмный перенос! Лучше б, вон, корпуса новые скорей построили. Бассейны сделали! «Невежа судит точно так: в чём толку не поймёт, то всё ему пустяк!»
Согласно данным брошюрки, трубопроводы тянутся на 3,5 км. Вот такой у меня был путь. За дальними мысами я уж видел строения старого курорта. Оттуда, навстречу мне шагал с тросточкой и большим пакетом пожилой мужик, судя по «иконостасу» на груди, участник ВОВ, стало быть, УВОВ. Э-эх! Раков, Раков! Старый фронтовик с тросточкой не сдрейфил сходить, а ты… Ну, ладно! Дело, в конце концов, твоё!
Сошлись мы с УВОВ, поприветствовались да и поговорили немного: не нашёл он серного источника, а искать – сил нету. Предупредил, что с горы камни летят. «Не прозевай!» – «Постараюсь! Спасибо, что предупредили». – «Да ничего! Главное, чтоб не покалечило, а то ехал за здоровьем, а вернёшься хромым, как я. Ха-ха! Ну, счастливо!» – «И вам счастливо!»
Действительно, в одном месте особенно заметно было, что камни, нет-нет, да и вылетают со склона на дорогу. Однако опасности сколько-нибудь существенной для меня не было: надо было быть или инвалидом, или полным раззявой, чтоб камень застал врасплох.
Кроме камней на дороге привлекали лужи на обочинах, вероятно, талой воды: дожди-то тут не часты и не густы, а грунт глиняный, вода в него не уходит. В этих лужах, согретых солнцем, нашли пристанище всё те же «деликатесы». Лягушки, при моём подходе, прыгали в воду и там затаивались. Ну и дуры! Думаете, я вас есть буду? Не дождётесь.
Брошюрка вот что сообщала о минеральных родниках Верхнего Кармадона. Там их было около сорока, в 8-30 метрах над Геналдоном на уровне в 2300 м., на каменистой террасе, на левом берегу, т.е. на том, по которому и я шёл. Ледник Майли отстоял тогда от них на 600 м. По температуре родники были разные: от холодных до горячих: были и менее 20, и +37, и +42 и выше, и был даже и в 59 градусов. В горячих и очень горячих было больше всего минеральных примесей. До 9 гр. на литр доходило, причём, кроме основной хлоридно-натриевой составляющей, в воде было полно редкостных активных микроэлементов, крайне необходимых для организма. Но ценность той воды увеличивало ещё и наличие в ней углекислого газа и радона! Минерализация воды была такой, что родники были окрашены в красновато-ржавый и жёлто-бурый цвета от осадков. Осадки по научному называются «травертии». И всё это богатство – из морских отложений палеозойской эры! Это так давно, что ещё и никаких динозавров не было, и было всего лишь два суперконтинента Лавразия и Гондвана. И Кавказа тогда и в помине не было. Вот! И ни один из знаменитых курортов мира не мог равняться по воде с Верхним Кармадоном. Ах, если б не этот Колка, будь он неладен!..
(Судя по последним снимкам, Верхний Кармадон обнажился, и там уже даже принимают целебные ванны.)
Минеральные родники Нижнего Кармадона бьют из осыпей глинистых сланцев нижнеюрского возраста. Это ближе к нам по времени раза в три, хотя Кавказа-то всё равно ещё не было, и даже Лавразия с Гондваной, возможно, ещё не начали колоться на известные ныне материки. Число родников гораздо меньше: всего семь. Ещё пять теряются в осыпях. Эти родники тоже хлоридно-натриевые, но минерализация всего 1-1,5 гр. на литр. И температура у них не та, не более 36 градусов. Расположены они на невысокой надпойменной террасе на уровне 1520-1530 м. Это же на одном уровне с нашими бараками! В 1957 году пробурили тут 12 скважин на глубину от 350 до 724 метров и из них добыли ещё и хлоридно-карбонатные натриевые и гидрокарбонатно-хлоридные натриевые воды. Одна скважина дала температуру в 54 градуса! И что поразительно, естественный напор воды достигает… 28 атмосфер! Минимальный же напор тоже неплох – 3,5 атмосферы. И минерализация скваженных вод 2,8-5,7 г/л. Это было уже кое-что, да и практика показала, что целебность вод Нижнего Кармадона на достаточно высоком уровне. В 1968 г. забурили ещё одну скважину, № 27, на глубину 1440 метров, из неё получили воду с температурой в 56 градусов и минерализацией в 4,8 г/л с дебитом в 942 кубометра в сутки! Ну, это – хоть залейся! Потом ещё бурили и нашли хорошую минеральную воду для питья. Вот, оказывается, для чего дорога-то! За этой самой питьевой водичкой сюда из Орджоникидзе ездят! Но я при прочтении брошюры этот момент как-то не осмыслил, и накатанность дороги оставалась для меня непонятной.
Сейчас я вот о чём думаю! Ледник в 2002 смахнул все эти скважины. А в них давление! Даже 3,5 атмосферы поднимают воду метров на 30, а 28 – за 200! Не знаю, какой слой льда над ними, но, похоже, больше ста метров нету, и фонтаны там должны быть поразительные! И ещё! Не оголился ли в связи со сходом ледника Верхний Кармадон?.. В газете пишут, что длина ледника, съехавшего с гор – 33 км. Если так, то, наверное, не оголился. Да и съехал-то Колкинский ледник, а Майлинский остался и наверняка тоже поехал: условия и для его подвижки были хорошие. Жалко, если не оголился. Сейчас бы там люди лечились.

Вид заброшенного курорта поразил меня несказанно. Сколько жизни тут было прежде! Сколько тут возникло и как-то разрешилось надежд, очарований! Сколько людей уехали отсюда, увозя в сердцах благодарность этому волшебному месту. Бывший курорт как глубоко живой и прекрасный своими видами уголок Кавказа запечатлелся в памяти тысяч людей, и остаётся таковым у них, хотя на самом деле лежит в руинах. И мы могли бы и сейчас пользоваться его благами. Нет, бросили! Убили, можно сказать. Э-хе-хе!
Первым на моём пути встретился ванный корпус. Это был обыкновенный барак серии К-7, приспособленный для лечения. На крыше его громоздилось непонятное мне сооружение в виде маленького домика, может радиостанция, может метеостанция, кто б сказал? Окна были почти все выбиты. Корпус был поставлен поперёк русла: места для этого было с запасом. Как мне было известно, тут была набережная с парапетом, но теперь даже фундамент приречного конца барака был здорово подмыт, и парапет смыло. А Геналдон, побушевав, ушёл к противоположному берегу, оставив несколько десятков метров сухого галечно-валунного пространства. Хулиган!!
Обходя торец корпуса, я увидел сквозь окна на стенах остатки кафельной плитки, а на плитках отпечатался уровень воды: бассейны! Вот это да! А в новом корпусе бассейнов нет!
Это ещё более усилило моё критическое отношение к переносу курорта. К вящему заблуждению, я полагал, что здесь не только лечились, но и жили, и всё пытался высмотреть жилые корпуса. Но только один домик с четырёхскатной крышей подходил на эту роль. Но где же тогда должна была быть поликлиника со всеми её процедурными кабинетами? Что-то не получалось в моём раскладе. Потом дошло, что жилой массив был тот же, в коем мы и жили. Это было понятно и по одновозрастности бараков. И тут уж возник положительный аргумент за перенос: надо ж было иметь на такое-то расстояние регулярное автобусное сообщение! Где-то, как-то надо было содержать автобус, а то два. А сломаются?.. А на новом-то месте, когда захотел, тогда и пошёл: в ванном корпусе ещё и в душе можно, сколько и когда угодно, мыться. И пеший променаж – леченье будьте нате! На первый взгляд только кажется, что в этом ничего такого нет. Сейчас-то переход от посёлка к лечебнице посильный, а сюда идти – только в охотку и не всякий раз, да и то не многим по силам.
Поразил бетонный забор. Зачем он здесь? В заборе был широкий проезд. За забором был порядочных размеров дом с выбитыми стёклами, какие-то ещё зданьица непонятного назначения и баки на столбах. Но место было живым: на привязи пасся… ишак.
Прошёл я дальше и столкнулся с агрессивным стариком и верзилой осетином. Стал спрашивать о диком источнике, а дед просто освирепел. Так и сяк пытаюсь перевести разговор в приличное русло, а дед как с цепи сорвался и не хочет, чтоб я узнал, где эта дикая ванна с источником. Наконец верзиле надоело слушать нашу перепалку, и он сказал, чтоб я шёл дальше и за подвесным мостом, на той стороне искал то, что мне нужно. Я поблагодарил его и пошёл, удивляясь и агрессивности старика, и тому, что здесь есть ещё и подвесной мост.
Действительно, выбравшись за территорию, как я потом узнал, бывшего разливного заводика, увидел останки подвесного моста. Сохранились канаты через речку, но от настила – только кое-где редкие доски. Мост шёл к какой-то площадке на скале. К этой же площадке снизу, от скважины подходила труба. Выходит, мост был просто эдаким развлечением, ведь трубу можно было подвести куда угодно. А что, неплохо постоять на шатком сооружении над потоком, который не всегда так миролюбив. И уж если залез на мост, то и на площадку пройдёшь, а там и водицы отведаешь. Неплохо придумано.
Чуть подальше по берегу от питьевой скважины увидел я две голые мужские фигуры, копошившиеся под обрывом осыпного яра. Один был известный на курорте бородач. То ли он бороде химзавивку делал, то ли уж природа его такой бородой наградила, но была она донельзя пышная, на два конца и так спереди топорщилась, что издали и с боку казалось, что мужик имеет ещё одну голову под подбородком. Борода совершенно путала меня, сколько этому мужику лет – догадаться было трудно. По бороде – вроде бы в годах, а по ретивости – нестарый. Вот и по фигуре и по коже видно, что не старый. Но держится с некоторой важностью, даже суровостью. И говорит не спеша, весомо, твёрдо, как человек бывалый, знающий.
Оба мужика были из нашего барака, я крикнул им приветствие, а они ответили и подсказали, где лучше форсировать поток, издали казавшийся легко преодолимым во всяком месте. Пришлось пробираться по гальке и валунам метров на пятьдесят вверх по течению, где близко стояли два валуна и там испытывать свои способности в прыжках.
Мужики уже закончили процедуру купания в ванне и обмывали друг друга от какой-то сажи, которой хватало внутри ванны, представлявшей собой естественный водоём: этакое углубление, огороженное валунами. Одной из стенок этого водоёма был обрыв той самой осыпи глинистых сланцев, помянутой в брошюрке. Не вызывала у меня доверия эта осыпь, этот обрыв. Было в нём метров до десяти высоты, и, если рухнет, то ванна может стать последним приютом. Я высказал на этот счёт свои сомнения, а мужики дружно меня переубедили: столько лет здесь все принимают ванны! Да и яр уж так слежался, что вроде бетона. А от камешков, что сверху летят, надо головой лечь под яр, и горячий родник в аккурат будет в хребтину бить.
Я всё сделал, как мужики сказали. Они же попили горячей водички из дырявой скважины и ушли на ту сторону: бородач голяком, а приятель – одетым.
Родник был довольно мощным и тёплым, с густым запахом серы. Если б не нависающий яр, то можно было бы понаслаждаться, а так – 10 минут, и скорее прочь. Обмываясь, вспоминал Ракова: как бы хорошо-то было б сейчас с ним, а так, обмылся сзади – не обмылся, кто скажет? Обмывшись, поспешил подальше от обрыва: не внушал он мне никакого доверия, но напоролся на струю сиверка, и пришлось искать компромиссное место. Надев штаны и обув кеды, пошёл попить, но не из скважины, а прохладненькой из Геналдона: там должны были быть все микроэлементы и минералы Верхнего Кармадона. Потом с полчаса силился влезть на каменную площадку, чтоб ощутить состояние тех, кто там бывал, пройдя через мост, и тем самым ощутить и переход по мосту, но попытки оказались тщетны. Только водички горяченькой испил: старая труба фонтанировала через множество дыр.
Берег был полон меленьких родничков теплой воды. Разгрёб один, соединил с другим и попытался сделать ванну, в стороне от обрыва. Дело было стоящее, но вскоре напоролся на большой валун, прятавшийся глубоко внизу, и я прекратил свою общественную деятельность. Хоть бы какая железяка была! А голыми руками не подковырнуть, не вывернуть. Да и сажи в песке полно. Вон, все руки уделал. И не отмываются! Правда, и не марают ничего. Забрав одежду, пошёл назад. Снова прыгал. Найдя подходящее место, оделся.
У задней ограды бывшего курорта нашёл загоравших мужиков. Любитель естества Борода лежал, вольно раскинувшись, подставив всего себя солнцу. Колоритное зрелище!
На территорию двора, охраняемую агрессивным дедом, въехал ЗиЛ с бочкой, и в моей праздной голове, пока шествовал мимо, наконец, шевельнулась догадка и о накатанной дороге, и об огороженном дворе, и о баках на столбах: дошло!
Пройдёт 19 лет, и место, где я побывал, выгладит и завалит ледниковый сель, ничего, совершенно ничего не оставив, кроме того, что осталось в людской памяти. И я в 1983 думал о таком исходе. Провидеть такое было несложно: был же катастрофический сход 1902 года, и он не был первым, была попытка схода в 1969-м. На долгом одиноком пути всякое думается.
Лягухи всё же спровоцировали меня: разбудили охотничий азарт, и я запустил в них несколько камней, но не попал. Меня нагнал ЗиЛ, я махнул рукой, он остановился и подвёз до своротка к посёлку санатория. Дорогой я расспросил шофёра, молодого осетина, и он поведал, что воду возят в Орджоникидзе шесть машин на разливной завод. Ходка – десять рублей, не богато, но на жизнь хватает. Воду разливают в бутылки. Зовётся она «Кармадон». Хорошо разбирают. Но пока её широко ещё не знают, а вода и хорошая и полезная.
В комнате я рассказывал о своём походе, о Бороде, об источнике. Валерка загорелся непременно сходить туда. А Раков, завидуя моему новому удачному походу и купанию в целебном источнике, клял свою больную ногу. От себя мужики тоже поведали, кто что знал и об источниках, и о Бороде, и обо всём на свете. Даже о том, что кто-то предпринимал попытку пройти до ледника прямо по руслу, но одно опасное место завернуло их назад.

Я же решил сходить на восток, через Геналдон и отрог горы Чач-хох, образующий правый берег Геналдона. За ним – Санибанская долина, как я уж отмечал, продолжение на восток Кармадонской. Чач-хох входит в состав Бокового хребта, где к западу располагаются горы Майли, Казбек, Джимарай-хох, Сау-хох и Царит-хох.
Если так и топать на восток, то через Санибанский перевал можно выйти к Военно-Грузинской дороге у кишлака Чми. Чач-хох тоже с белоголовой вершиной. А за Чачским отрогом (Моё название, может, и в самом деле так зовут?) бежит параллельно Геналдону речка Кауридон, а в Кауридон с востока впадает речка Фардон. У их слияния и стоит село Старая Саниба. В Ст. Санибе отмечен интересный туристический объект – красивая церковь. Меня ещё привлекала возможность что-нибудь найти интересное в магазинах, посмотреть места слияния Фардона с Кауридоном и Кауридона с Геналдоном. При описании въезда в Кармадон, я отмечал, что речки эти надо запомнить, я побываю возле них и расскажу, как они выглядят. Вот и пришёл этот момент.

31.03.83. до обеда отправился я в свою экскурсию. Самочувствие было неважным, но я надеялся расходиться.
Для прохода в Ст. Санибу через Геналдон есть подвесной мост, а к нему тропа. Тут никаких сложностей, люди ходят туда-сюда каждый день, правда, не часто. Мне, например, никто не встретился, но тропа натоптана хорошо, да и мост не зря построен. Постоял я на нём, повпечатлялся, пытаясь представить, что я стою на том мосту, что у скважин, да и пошёл к подъёму на отрог. Взобравшись на отрог, который напоминал собой длинный хвост сверхгигантского динозавра, огляделся. На западе, откуда я пришёл, хорошо был виден наш барачный посёлок. Справа, если продолжать глядеть на запад, на холме располагались кладбище с очень заметными, в виде домиков, могильниками; ещё чуть правее – кишлак Кани, с современными недостроенными домами посёлка медработников, а на самой вершине холма – метеостанция курорта. Ещё правее, это уже на север-северо-запад, – ущелье, что прорезал Геналдон между Чижджиты-хох и Арау-хох. Арау-хох – скалистая гора, хотя и пониже других (2600), однако скалистость её проглядывает ближе к вершине, а пониже, но очень высоко, виден на крутосклонье маленький кишлачок и дорога к нему и далее. Вероятно, эту дорогу проложили в те времена, когда не было дороги по ущелью. Вероятно также, что эта дорога выручает жителей Старой Санибы в ту пору, когда вследствие обвалов и других причин по ущелью не проехать. Это чисто мои догадки. Кого-либо знающего что-то в этом вопросе мне на курорте встретить не удалось. Думается мне, что по ней ещё куда-то ездят на ишаках с арбами. Не исчезает дорога и кишлачок стоит.
Далее я возьму описание из брошюры. Авторы специально занимались описанием, им и карты в руки, хотя и называют долину, даже явную, ущельем. Я их подправлю. Итак!
«Через 20-30 минут (после выхода из курорта) вы уже стоите на перевальном гребне отрога и любуетесь открывающимся видом на Санибанскую долину и окружающие горы.
Санибанская долина живо напоминает изумрудную чашу с вытянутыми к востоку и югу краями, по которым протянулись светлыми дорожками реки: Кауридон и Фардон. В центре чаши обе дорожки соединяются и затем устремляются за отрог к уже близкому Геналдону.
С севера над Санибанской долиной поднимается горбатая, вся в скалистых гребнях, вершина Арау-хоха. С противоположной стороны, на юге чернеют изъеденные временем зубчатые вершины Чач-хоха. На крутом склоне горы, в углублении, круглый год лежит снег. Из этого снежника вытекает Кауридон…» (Везде, где написано «долина» у авторов – «ущелье». Но ущелье, согласитесь, не может напоминать вытянутую туда-сюда чашу).
«В центре чаши, у слияния Кауридона и Фардона, на стрелке, стоят дома нижней части кишлака Старая Саниба. В двухстах метрах выше по берегам шумного Кауридона виднеются ещё несколько домов и башен верхней части селения. Между ними среди плит (и могильников) старинного кладбища стоит обветшалое здание церкви.
По тропе вы можете спуститься к Кауридону и ознакомиться с селением Старая Саниба. В селении живут осетины и грузины».
Я, конечно, спустился и ознакомился и вот что сам записал об этом:
«Ходил до обеда на восток за гору, в кишлак Старая Саниба. Кишлак находится на слиянии двух речушек, вдоль той, что течёт с южной стороны – Кауридон. Вторая речка течёт с востока – Фардон. В кишлаке пять сторожевых башен, маленькая, очень аккуратненькая церковь под огромным раскидистым деревом. Церквушка здорово порушена и превращена в хлев. Посреди кишлака – кладбище со множеством могильников».
Прерву цитирование. Я не был верующим, более того, в определённой степени я был воспитан с детства активным атеистом, но, всё же, вид этой церквушки неприятно покоробил меня. Архитектурно она была очень хороша, скорей она напоминала часовню. Рядом приют вечного покоя. И вот, и в церкви и рядом – скот! И навоз толстым слоем вокруг и в самой церкви. Это уж просто варварство какое-то. Что тут за люди живут, что за правители у них, о, Господи!?.. И ведь пропагандируют как туристический объект! Ну, ладно мы, воспитанные воинствующими атеистами, а интуристы? Ведь варварами выставляемся!
Такое во мне чувство осталось навсегда.
Кишлак был безлюден, я ходил и никого не встречал, на работе где-то все, должно быть. Но вот встретился один… «У одного мужика, работавшего во дворе, спросил: «Послушай! Скажи, пожалуйста, у вас тут есть магазин?» – «Нет, нету! А ты отдыхающий?» – ответил и спросил мужик, говоривший с небольшим кавказским акцентом. – «Отдыхающий!» – «А почему один? Тут все на пару ходят». – «Одному ловчей: хочешь – стоишь, хочешь – идёшь, куда хочешь. А сколько у вас тут дворов?» – «А кто его знает?.. Наверно, двадцать семь». – «Как же вы без магазина-то обходитесь?» – «Да кто как! Кому надо, вон, через гору идут». – «Ага… Ну, ладно. Спасибо за сведения». – «Ничего…» – И мы разошлись.
Он ещё что-то говорил то ли мне, то ли ишаку. Но я уж уходил к слиянию речек. Шёл среди странных стенок, выложенных из каменно-сланцевых плиток на высоту до аршина. Что за стенки, для чего? Будто ребятишки играли и понастроили лабиринтов. Потом дошло, что это загоны для овец. И удивляло, как они додумались использовать этот сланец, и где они его брали в таких количествах, ведь и башни из него, и могильники, и вот – ограда?
Далеко мне пройти не удалось: встретили собаки. Я повернул к Кауридону. А там – на Кауридонский мосток, и назад. Однако на перевале мне показалось, что я мало прошёлся. Остановился и стал вновь обозревать окрестности, но к этому времени сиверок из ущелья уже так сквозил, что и в болоньке было не климатно. Я повернулся к ветру спиной и тут же понял, что мне надо прогуляться по «хвосту динозавра»: чем дальше, тем выше и тем больше будет видов в обе стороны. И я пошёл к Чач-хох. Но хоть ветер и помогал мне подниматься, однако день был не мой, да и видов хороших как-то не наблюдалось. И я спустился в русло Геналдона.

До моста возвращаться было не близко, и я стал искать переправу. Геналдон не широк, а не перепрыгнешь: разогнаться ж совершенно невозможно из-за разнокалиберности и неустойчивости камней. И я стал сооружать переправу. Но брошенные в воду камни либо скрывались под водой, либо вообще уносились течением, либо вставали неустойчиво, и я бросил это занятие и пошёл искать подходящее место, рискуя не найти и возвращаться к мосту по очень неудобному для ходьбы руслу. Но нашёл! Было два больших валуна и рядом валялась продолговатая коряжина, которую я использовал как шест. Постарался сигануть изо всех сил, чтоб уж с гарантией перелететь, но толчковая нога оскользнулась, и прыжок получился слабоватым, я зацепил ногой воду, и далее пришлось идти с мокрой ногой.